«Не понимаю, почему мы разбрасываемся тренерами»: Гурьев об уходе из биатлонной сборной, провале на ЧЕ и работе с детьми

Тренерская жизнь Леонида Гурьева — один сплошной парадокс. Подготовив четырёх олимпийских чемпионок и семерых чемпионок мира, он оказался вынужден в 60 с лишним лет сесть за парту, чтобы получить профильное образование. С этой темы и началась наша беседа с выдающимся тренером.

— Поздравляю вас с получением красного диплома, Леонид Александрович!

— Спасибо. Я уж думал, рекорд поставил, закончив университет в 66 лет. Оказывается, нет, специалист нашего же центра Николай Пархоменко защитил диплом в 72.

— Признайтесь честно: учёба хоть что-то вам дала? Или была нужна чисто для галочки?

— Я по своему первому образованию — учитель физики. С педагогической точки зрения между учительской и тренерской профессиями много общего: методика преподавания, психология. Когда осенью на защиту диплома выходил, моим научным руководителем была моя бывшая спортсменка Анна Холманских — чемпионка мира и бронзовый призёр по летнему биатлону, мастер спорта международного класса. Сама она кандидатскую защитила ещё в бытность спортсменкой. Так вот, когда я всю специальную литературу перед экзаменами изучал, ловил себя на мысли, что всё это неоднократно проходил. Просто если нормальные люди идут от теории к практике, у меня получилось наоборот. Тема диплома касалась специфики биатлона и стрельбы, так что для меня сильно сложного ничего не было.

Также по теме

«Сильно скучаю без дочки»: Акимова о возвращении в сборную России, стартах на кубке IBU и триумфе в эстафете

После рождения ребёнка в спорте появляется дополнительная мотивация. Об этом в интервью RT заявила биатлонистка Татьяна Акимова. Также...

— А на пенсию уйти не хотелось после того, как покинули сборную? Так, чтобы по-настоящему: садик, огородик, курочки…

— Летом всё это прекрасно. А зимой-то что делать? Да и опыт свой тренерский хоронить не хочется: я ведь в сборных командах с 1992 года работаю — с того самого момента, как женский биатлон был введён в программу Олимпийских игр. Поэтому, когда вернулся в Тюмень, пришёл к своей первой ученице Луизе Носковой, которая сейчас директорствует в нашей спортшколе. Работаю с детьми, а это совершенно особенное удовольствие: что хочешь — то из них и лепишь. Так сложилось, что по времени я никак не ограничен, никто по рукам не бьёт, да и понимаю, что неправильно уже ничего не сделаю, всё опробовано десятки раз. Мои дети, когда я уже начал всерьёз с ними работать, даже вопрос задавали: «Леонид Александрович, а вы к нам надолго?»

— Фраза, ставшая знаменитой, благодаря фильму «Офицеры»…

— Я вначале даже растерялся, когда этот вопрос услышал. Потом только понял его смысл.

— Насколько у вас были связаны руки в то время, что вы проработали в женской сборной России?

— Ну, как связаны. Просто там всё приходилось согласовывать со старшим тренером, постоянно держать в голове, как он посмотрит на то или иное упражнение, на тот же холостой тренаж. Я взглянул, например, по весне, на цифры: у юниоров пять медалей было по итогам сезона, у нас ни одной. Мы сделали за год 20 часов тренажа, а они — 90 часов.

— Почему же вы не делали больше, если это так важно?

— Предлагал. И слышал в ответ, что девочки устают. А девочкам что надо, когда тренировка заканчивается? Смартфоны, планшеты, гаджеты. Все счастливые, довольные, что тренажа по вечерам нет. Я со стрелками очень много общался, когда начинал свой тренерский путь. Они делают 70—80% холостого тренажа и лишь 20% чистой стрельбы. Сейчас я на детях многие свои мысли проверяю: по полтора-два часа в день работаем на холостом тренаже. Контрольную гонку на днях бежали — уже две девочки стрельнули на спринте два ноля. Через три месяца после того, как впервые увидели винтовку.

Психологически тренаж — очень тяжёлая работа. С другой стороны, это ведь не только стрельба. Можно и уход отработать, и подход, как и куда палки положить, как винтовку снять. Вот, мы нашли на одном рубеже две лишние секундочки, а четыре рубежа — это восемь секунд. Сами знаете, что такое восемь секунд, когда идёт разборка за места на пьедестале. Это очень серьёзная цифра. Когда речь идёт о секундах, я сразу привожу в пример Мартена Фуркада. Он очень рационально на рубежах всегда действовал.

— А как же распространённое среди биатлонистов мнение, что, если человек не стреляет, его научить невозможно?

— Смотря о чём мы говорим. Очень важно, как человек делает первые шаги: как его уложили, с чего он начинал. Это вообще самое важное. Научили ребёнка красиво писать в детстве, он с этим почерком и пошёл по жизни. То же самое и в стрельбе. В детском возрасте глаз острый, пальцы хорошо все ощущения воспринимают и стрельбу быстро хватают. Совсем другое дело, когда в биатлон спортсмен приходит из тех же лыж в 25 или 26 лет, когда и глаз уже не тот, и палец не тот... Не говорю, что с такими людьми результата не сделать, но всё становится намного сложнее.

— После завершения сезона-2020 вы вернулись в Тюмень. Это было ваше желание или вам просто не нашлось места ни в основной команде, ни в резерве?

— Не нашлось места. Если бы во главе СБР продолжал оставаться Владимир Драчёв, полагаю, я остался бы в команде, поскольку мы изначально обговаривали с ним некую стратегию работы. Мы ведь, считайте, три года шли со всеми нашими спортсменками к тому, чтобы в спринте находиться на двух рубежах 50—55 секунд, а в тех гонках, где рубежей четыре, — минуту и 50 секунд, а не минуту десять и две пятнадцать, как это было раньше. Просто, когда мы к этим цифрам подошли, мировая элита уже стала стрелять 45 секунд на двух рубежах и минуту 30 секунд на четырёх. Но даже при этом мы уже сильно в стрельбе не проигрывали. Как и в функциональной части.

Когда при смене руководства сметают всех специалистов — это неправильно даже стратегически. Потому что помимо тренировочного процесса есть определённые контакты с тренерами и фирмами, определённые наработки с теми же парафинами, порошками, экипировкой, сборами и так далее. Взять тот же отстрел оружия: у нас с Николаем Загурским вся логистика была отлажена до автоматизма, никаких проблем не было. Что до ошибок — их делают в конечном итоге все тренеры. И я делал. Но у меня были учителя прекрасные, которые понимали, как важно вовремя подсказать, дать тренеру возможность исправить ошибку. Виталию Норицыну такой возможности не дали, он и уехал — в Болгарию.

— Как и Александр Касперович…

— Ну, да. Почему мы до такой степени разбрасываемся тренерами, я не понимаю вообще. Помню, того же Андрея Падина в резервной сборной и женщины, и мужчины на части рвали — каждый на свою сторону тянул. Чтобы Падин именно в их команде стал старшим тренером. Тем более что Андрей, в отличие от многих своих коллег, не теоретик, а практик чистой воды, специалист, каких единицы. А чем плох тот же Касперович? Как организатор, как тренер, он очень сильный. Мы сейчас говорим о том, что в мужском биатлоне у нас надёжен только Логинов, но ведь именно Касперович подготовил Логинова к прошлогоднему чемпионату мира. Сашка и психологически очень сильно поднялся, улыбался там постоянно. Ходил в горы с палками едва ли не каждый день. Уходил утром, приходил к обеду. В результате отработал классно, и всё у него получилось. Касперович и в Болгарию-то уехал, чтобы была гарантированная аккредитация на все соревнования, чтобы ближе к Логинову находиться. 

— И как только схема взаимодействия была нарушена, Логинов просел?

— Я склонен списывать это на издержки индивидуальной подготовки. Саше надо было один-два сбора провести вместе с командой. Посоревноваться, эстафетки какие-то побегать, масс-стартики. То есть понять для самого себя: отстаю ли я, не отстаю, в нужном ли направлении работаю. Не случайно же сейчас во всём мире существуют команды, и даже очень сильные гонщики рвутся работать именно в их составе.

Индивидуальная подготовка ещё никому не дала ничего хорошего — эффект от таких тренировок может быть на два-три года максимум. Плюс рядом обязательно должны быть сильные партнёры. Мы когда с покойным Виталием Фатьяновым в сборной работали, специально лыжниц к своим тренировкам привлекали. Пойдёт стрельба, не пойдёт — не так важно. Главным было «рысаков» этих на лыжню притащить, чтобы они работали разгоняющими, вытаскивали функционально наших спортсменок. И у нас получалось очень хорошо.

— Боюсь, целый ряд спортсменов не согласятся с вами относительно индивидуальной подготовки.

— Ну есть же очевидные вещи. Ты контрольную гонку бежишь — заведомо первый. Где «потерпеть», где сила воли, где характер? Как всё это вырабатывать, если конкурентов рядом нет, контактной борьбы нет. Сейчас даже в рамках сборной напрашивается мысль, что все контрольные забеги надо проводить только в формате масс-стартов.

Потому что на том же чемпионате мира у нас сплошная контактная борьба: пасьют, масс-старт, эстафета смешанная, эстафета большая, синглмикст. Да в том же спринте на одном кругу собирается по 50—70 человек. И все они что-то тебе навязывают. Нам же нужно, чтобы спортсмены в любой ситуации хорошо ориентировались. Чтобы принимали правильные решения на лыжне, на рубежах. 

— Постоянно держать спортсменов на длительных сборах, как это делается у нас, тоже ведь не совсем правильно?

— У нас был опыт Вольфганга Пихлера, который 14 дней работал с командой на сборе, а потом на две недели спортсменок по домам распускал. В России так нельзя. Мы непривычны к такой системе. Возвращается, допустим, спортсменка на 14 дней, региональные тренеры не всегда под эти сроки подстроиться могут, кому-то на другие сборы приходится уезжать. Соответственно, чтобы тренироваться, надо сначала все мишени самой наклеить. Да и условия... Хорошо, у нас в Тюмени сетка вокруг стадиона, всё обнесли, чтобы никто чужой не залез, а на других-то стрельбищах такого нет. Винтовку оставил на рубеже, через круг пришёл — и не факт, что оружие у тебя будет.

— И практику двухнедельных сборов было решено прекратить?

— Сам Пихлер и сказал спустя какое-то время на тренерском совете, что надо к 20-дневным сборам переходить. Вот только он не знал, что делать в эти три недели. Лупил в плане нагрузок сразу, с первого дня и до последнего, так что девчонки к концу третьей недели «вставали». Особенно это касалось работы в горах. В горах Вольфганг вообще не знал, как тренировать, — понятия не имел, что такое гора. С той же штангой ему понадобился год, чтобы понять, что штанга в биатлоне не работает. Но поначалу-то сколько восторгов было: ой, Света Слепцова рекорд поставила, 40 кг взяла. Через три месяца 45, потом 47. Ну и что? Зачем они нам, эти мышцы?

— То же самое мне недавно говорил ваш знаменитый коллега Александр Грушин применительно к лыжным гонкам. Что совершеннейшая дурь качать мышцы, которые не являются для лыжника определяющими.

— Ну так и я об этом. Сам всегда учил своих спортсменов работать только с собственным весом. Настя Кузьмина мне как-то сказала, что всю свою карьеру делала то же самое, в точности, как я её приучил. Большие мышцы питать нужно, тащить нужно по лыжне. На высоте делать это вдвойне тяжело. А в Европе почти все соревнования в горах, потому что снега в низинах нет. 

— Болельщики до сих пор обсуждают провал российских биатлонистов на чемпионате Европы, где наша сборная впервые за 26 лет не завоевала золотых наград. На ваш взгляд, стоит ли придавать этому значение?

— Давайте всё-таки не будем забывать, что чемпионат Европы — вторые по своей значимости соревнования после мировых первенств, в то время как Кубок мира — исключительно коммерческий турнир, где зарабатывают деньги. Раз так, нужно не просто выступать, но и выставлять достойную команду. Я, например, не понимаю, зачем привозили в Польшу Настю Шевченко и Даниила Серохвостова. Если мы говорим, что Шевченко нужно поберечь перед юниорским чемпионатом мира, то зачем ставим её на дистанцию 15 км и радуемся четвёртому месту? Поставьте её на спринт, пасьют и на эстафету, пусть дистанции коротенькие бегает. Почему было не запустить Серохвостова в эстафету? Зачем мы ставим туда 30-летних, смысл в чём? Хотя в чём — вполне понятно.

— И в чём же?

— Посмотреть результаты того же Евгения Гараничева в сравнении с молодыми. Если молодые окажутся сильнее, значит, брать их на чемпионат мира, как взяли Саида Каримуллу Халили. Но ведь больше и выбора не было. Никита Поршнев переболел коронавирусом и не восстановился, Семён Сучилов и Кирилл Стрельцов тоже оказались никакими. Ну и кого отправлять в сборную? Разумеется, самого опытного — Гараничева. Вот и весь расклад. Не знаю, почему так у нас получается: отбираем, отбираем всегда кого-то куда-то, а команда никакая.

— Есть мнение, что спортсменов сильно выхолащивают непрерывные отборы.

— Главная наша ошибка заключается, как мне кажется, в том, что мы каждый год достаточно бездумно меняем правила. Много раз говорил: этого нельзя делать. Допустим, отборы прошли в декабре или ноябре — сразу положите на бумагу: что получилось в плане результатов, что нет. Не нужно тянуть с этим до весны или до лета.

Не устраивают результаты чемпионата Европы? Значит, в отборе спортсменов мы где-то ошиблись. И нужно уже сейчас ломать голову: почему это произошло? У нас же из года в год одно и то же: летом придумываются правила, осенью объявляют: правила новые, критерии новые, всё поменяли. А по сути продолжается та же самая неразбериха.

— После того как подопечные Михаила Шашилова выиграли эстафету на этапе Кубка мира в Антерсельве, очень многие заговорили о том, что женская сборная возрождается. У вас есть ощущение, что команда действительно прибавила? Или это просто некое стечение обстоятельств и обольщаться рано?

— Мне сложно судить об этом, находясь вне сборной. Эстафета в том составе, что бежал в Антерсельве, очень сильная получилась. Четырёх спортсменок такого уровня ни у кого в мире, наверное, нет. Дай бог, чтобы всё у них сложилось, чтобы они не повторили ошибки, которая случилась у нас в Нагано в 1998 году. Мы настолько явно были фаворитами, что девчонки были готовы на что угодно, лишь бы в эстафету попасть. Понимали, что золотая медаль обеспечена. Но мы эстафету проиграли. Галя Куклева упала в какой-то ложбине, там замешкалась. Потом Альбина Ахатова не на тот круг пошла, через сто метров обратно вернулась. Но сейчас девчонки у нас боевые, даже индивидуально могут хорошо выглядеть. Тем более, на одной высоте со стадионом живут, должны хорошо к этой высоте приноровиться. 

— Как много зависит на чемпионате мира от эмоционального настроя спортсменов?

— Всё зависит. В том, что касается функциональной части, ты в ходе соревнований уже ничего не поправишь и не поднимешь. Можно только сломать человека, перегрузив его работой. Поэтому я всегда всем своим говорил: самое главное на чемпионате мира или Олимпийских играх — выспаться. И всё будет нормально. А вот если уже начал накручивать себя, тараканов запустил в голову, как бы нолик стрельнуть, как бы в призёры попасть... Всё, сгоришь капитально. Я часто слышу: мол, психолога надо в команду, чтобы спортсмены могли с ним работать. Но это палка о двух концах. Во-первых, не каждый допустит чужака до своего личного. Психологу же интересно понять спортсмена. Он начинает зудеть, ходит неотступно за человеком везде: и на стрельбище, и в отеле, и днём, и вечером. Порой спортсмену хочется просто отдохнуть и расслабиться, а психолог его ковыряет, ковыряет, ковыряет.

Также по теме

«Проблема Ивана-дурака у нас просматривается»: Шашилов о беспечности биатлонистов сборной и лучшей гонке Мироновой

Главная задача тренерского штаба сборной России по биатлону — объединить спортсменов, научить их много тренироваться, чтобы они...

— Большинство специалистов вашего поколения привыкли считать, что психологом должен быть тренер.

— Так и есть. Вот пришёл в сборную Шашилов со своими девчонками, он их досконально знает: где надавить, где прикрикнуть, где пошутить. И он ведь действительно объединил команду, хотя толком многих не знал, тем более что поначалу они работали со своими тренерами. Татьяна Акимова готовилась с Николаем Лопуховым, который очень сильно поднял её после рождения ребёнка, Женя Павлова — с Костей Поповым, Ульяна Кайшева тренировалась у себя в Удмуртии.

— Ваша подопечная Лариса Куклина, которую было решено привлечь в сборную после чемпионата Европы, способна усилить женскую команду?

— Для эстафеты может пригодиться. Лариса — спортсменка стрелкового плана, она очень сильно стреляет, в принципе, никаких проблем с ней в этом раньше не было. Мы ещё с Виталием Норицыным много на эту тему говорили. Я убеждал его, что эстафету должны бежать прежде всего хорошие стрелки. Тем более смешанную эстафету. На чемпионате мира это первый вид программы, там все страны будут своих сильнейших ставить, чтобы зацепить медаль. Медаль зацепили — и пошли дальше по всему чемпионату с высоко поднятой головой.

Вообще, знаете, часто стал задумываться: все наши олимпионики — от Гали Куклевой и Луизы Носковой до Альбины Ахатовой и Насти Шипулиной — состоялись, когда никаких условий для тренировок в Тюмени толком не было. Ни стрельбища, ничего. Оружие хранили в ДОСААФ или вообще где придётся. Стреляли в логах. Ставили на той же «Жемчужине» в гору щиты и стреляли. На автомобильной дороге катались на роллерах — повезло, что ни травм, ни несчастных случаев не было. Тренажёрные залы непонятно где арендовали.

Сейчас есть всё, о чём я когда-то мечтал: стрельбище с подъёмом, свои тренажёрные залы, питание, проживание, интернаты, а вот результата... Хотя если взять лыжников — и Саша Большунов здесь варился до того, как в Архангельск уехал, Денис Спицов полностью прошёл всю подготовку, начиная с интерната, Иван Якимушкин, Татьяна Сорина. У нас тренируются Евгений Белов, Глеб Ретивых. Все на «Тур де Ски» бегали, сейчас на Кубках мира бегут. Смотришь на них и думаешь: почему в биатлоне-то так?

— С языка сняли вопрос.

— Думаю, дело прежде всего в организации процесса. У нас в Тюмени старший тренер по лыжным гонкам Андрей Иванов очень чётко выстроил всю тренерскую вертикаль, расставил всех специалистов по позициям. Кого-то пригласил со стороны, кто-то приехал вместе со своими спортсменами, но так или иначе все в эту цепочку очень хорошо вписались. В биатлоне всегда была некоторая разорванность между детским спортом и взрослым. Сколько бы мы ни говорили о том, что так или иначе работаем на сборную, делаем общее дело, а червячок точит всех. И меня точил первое время: отработал со спортсменом четыре года, отдал его наверх, он через пять-десять лет, возможно, станет чемпионом мира или Олимпийских игр, до этого ещё нескольких тренеров поменяет, и про тебя забудут вообще. Когда-нибудь, может, и вспомнят, но когда? Ну и кому хочется на дядю работать? Это разве что для меня сейчас уже не важно: во-первых, я на пенсии, во-вторых, мне просто нравится возиться с детьми.